Неточные совпадения
В глазах у меня
потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею
силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты.
Кажись, неведомая
сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и все летит: летят версты, летят навстречу купцы на облучках своих кибиток, летит с обеих сторон лес с
темными строями елей и сосен, с топорным стуком и вороньим криком, летит вся дорога невесть куда в пропадающую даль, и что-то страшное заключено в сем быстром мельканье, где не успевает означиться пропадающий предмет, — только небо над головою, да легкие тучи, да продирающийся месяц одни кажутся недвижны.
Тень листвы подобралась ближе к стволам, а Грэй все еще сидел в той же малоудобной позе. Все спало на девушке: спали
темные волосы, спало платье и складки платья; даже трава поблизости ее тела, казалось, задремала в
силу сочувствия. Когда впечатление стало полным, Грэй вошел в его теплую подмывающую волну и уплыл с ней. Давно уже Летика кричал: «Капитан, где вы?» — но капитан не слышал его.
Роясь в легком сопротивлении шелка, он различал цвета: красный, бледный розовый и розовый
темный; густые закипи вишневых, оранжевых и мрачно-рыжих тонов; здесь были оттенки всех
сил и значений, различные в своем мнимом родстве, подобно словам: «очаровательно» — «прекрасно» — «великолепно» — «совершенно»; в складках таились намеки, недоступные языку зрения, но истинный алый цвет долго не представлялся глазам нашего капитана; что приносил лавочник, было хорошо, но не вызывало ясного и твердого «да».
Мучительная,
темная мысль поднималась в нем — мысль, что он сумасшествует и что в эту минуту не в
силах ни рассудить, ни себя защитить, что вовсе, может быть, не то надо делать, что он теперь делает…
Самгину казалось, что воздух
темнеет, сжимаемый мощным воем тысяч людей, — воем, который приближался, как невидимая глазу туча, стирая все звуки, поглотив звон колоколов и крики медных труб военного оркестра на площади у Главного дома. Когда этот вой и рев накатился на Клима, он оглушил его, приподнял вверх и тоже заставил орать во всю
силу легких...
И уж не выбраться ему, кажется, из глуши и дичи на прямую тропинку. Лес кругом его и в душе все чаще и
темнее; тропинка зарастает более и более; светлое сознание просыпается все реже и только на мгновение будит спящие
силы. Ум и воля давно парализованы, и, кажется, безвозвратно.
— Да, она перемогает себя, собирает последние
силы! — шептал он, проводив ее наконец домой, где их ждали к обеду. — Ужо, ужо! — твердил он и ждал шести часов вечера, когда
стемнеет.
Но если покойный дух жизни тихо опять веял над ним, или попросту «находил на него счастливый стих», лицо его отражало запас
силы воли, внутренней гармонии и самообладания, а иногда какой-то задумчивой свободы, какого-то идущего к этому лицу мечтательного оттенка, лежавшего не то в этом
темном зрачке, не то в легком дрожании губ.
В высохшем помертвелом лице Ляховского оставались живыми только одни глаза,
темные и блестящие они еще свидетельствовали о том запасе жизненных
сил, который каким-то чудом сохранился в его высохшей фигуре.
И его разумная и трезвая правость, его рационалистическое славянофильство столкнулись лицом к лицу со скрытой
силой, безумной и опьяненной, с
темным вином русской земли.
Поэтому в истории мира и человека могут действовать иррациональные
силы,
темная свобода, порождающая необходимость и насилие.
И у нас фактически сочетается сухой, рассудочный петроградский бюрократизм со скрывающейся за властью
темной, иррациональной, пьяной
силой.
Темные разрушительные
силы, убивающие нашу родину, все свои надежды основывают на том, что во всем мире произойдет страшный катаклизм и будут разрушены основы христианской культуры.
К самому же Федору Павловичу он не чувствовал в те минуты никакой даже ненависти, а лишь любопытствовал почему-то изо всех
сил: как он там внизу ходит, что он примерно там у себя теперь должен делать, предугадывал и соображал, как он должен был там внизу заглядывать в
темные окна и вдруг останавливаться среди комнаты и ждать, ждать — не стучит ли кто.
Когда
стемнело, они зажгли тростниковые факелы и затем побежали по направлению к прорубям, время от времени с
силой бросая на лед колотушки.
Мы уже не ходили за водой, а набивали чайники снегом, благо в нем не было недостатка. К сумеркам пурга достигла своей наибольшей
силы, и, по мере того как становилось
темнее, страшнее казалась буря.
Изо всей-то
силы — моченьки
Молотила по утрам.
Лен стлала до
темной ноченьки
По росистым по лугам…
Ни тени черного воспоминания, ни малейшего
темного предчувствия — молодость, дружба, любовь, избыток
сил, энергии, здоровья и бесконечная дорога впереди.
Глядя на какой-нибудь невзрачный, старинной архитектуры дом в узком,
темном переулке, трудно представить себе, сколько в продолжение ста лет сошло по стоптанным каменным ступенькам его лестницы молодых парней с котомкой за плечами, с всевозможными сувенирами из волос и сорванных цветов в котомке, благословляемых на путь слезами матери и сестер… и пошли в мир, оставленные на одни свои
силы, и сделались известными мужами науки, знаменитыми докторами, натуралистами, литераторами.
Долго еще боялись этих домов москвичи и, чуть
стемнеет, перебегали на всякий случай на противоположный тротуар, сначала на одну сторону, а потом на другую. Подальше от нечистой
силы.
Поэтому мы все больше и больше попадали во власть «того света», который казался нам наполненным враждебной и чуткой
силой… Однажды старший брат страшно закричал ночью и рассказал, что к нему из соседней
темной комнаты вышел чорт и, подойдя к его кровати, очень изящно и насмешливо поклонился.
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое чувство жалости и еще что-то
темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке, больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая
сила, огромная и стихийная, будила теперь чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет
сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в
темную грозовую тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого! Есть святые чувства, которых не должна касаться чужая рука.
Исключительная тяжесть рудничных работ заключается не в том, что приходится работать под землей в
темных и сырых коридорах, то ползком, то согнувшись; строительные и дорожные работы под дождем и на ветре требуют от работника большего напряжения физических
сил.
Такие далекие путешествия были вообще не в обычае семьи. За пределами знакомого села и ближайших полей, которые он изучил в совершенстве, Петр терялся, больше чувствовал свою слепоту и становился раздражителен и беспокоен. Теперь, впрочем, он охотно принял приглашение. После памятного вечера, когда он сознал сразу свое чувство и просыпающуюся
силу таланта, он как-то смелее относился к
темной и неопределенной дали, которою охватывал его внешний мир. Она начинала тянуть его, все расширяясь в его воображении.
Но задача была не по
силам темному мозгу ребенка, которому недоставало для этой работы зрительных представлений.
Слепой смолкал на минуту, и опять в гостиной стояла тишина, нарушаемая только шепотом листьев в саду. Обаяние, овладевавшее слушателями и уносившее их далеко за эти скромные стены, разрушалось, и маленькая комната сдвигалась вокруг них, и ночь глядела к ним в
темные окна, пока, собравшись с
силами, музыкант не ударял вновь по клавишам.
Волнение стало слабее — мы обогнули мыс и входили в бухту Старка. Минут десять мы плыли под парусом и работали веслами. Хотя ветер дул с прежней
силой и шел мелкий частый дождь, но здесь нам казалось хорошо. Мы благословляли судьбу за спасение. Сзади слышался грозный рев морского прибоя. Вдруг слева от нас вынырнула из темноты какая-то большая
темная масса, и вслед за тем что-то длинное белесоватое пронеслось над нашими головами и сбило парус.
В примере Торцова можно отчасти видеть и выход из
темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча не может и подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно,
сила самодурства по-прежнему будет удерживать мрак над всем, что только есть в его власти!..
И такова
сила самодурства в этом
темном царстве Торцовых, Брусковых и Уланбековых, что много людей действительно замирает в нем, теряет и смысл, и волю, и даже
силу сердечного чувства — все, что составляет разумную жизнь, — и в идиотском бессилии прозябает, только совершая отправления животной жизни.
Что же касается до тех из обитателей «
темного царства», которые имели
силу и привычку к делу, так они все с самого первого шага вступали на такую дорожку, которая никак уж не могла привести к чистым нравственным убеждениям.
Картиной этою как будто именно выражается это понятие о
темной, наглой и бессмысленно-вечной
силе, которой всё подчинено, и передается вам невольно.
Но мне как будто казалось временами, что я вижу, в какой-то странной и невозможной форме, эту бесконечную
силу, это глухое,
темное и немое существо.
В голове Макара эта мысль о земле засела клином. Смутно сказался тот великорусский пахарь, который еще жил в заводском лесообъездчике. Это была
темная тяга к своей земле, которая прошла стихийною
силой через всю русскую историю.
Бежит Помада под гору, по тому самому спуску, на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть
силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному следу, на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно
темных окон, два окна смотрят, словно волчьи глаза в овраге.
Время тогда было тугое,
темное; сословная обособленность царила во всей
силе, поддерживаемая всевозможными искусственными перегородками; благодаря этим последним, всякий имел возможность крепко держаться предоставленного ему судьбою места, не употребляя даже особенных усилий, чтобы обороняться от вторжения незваных элементов.
Неистовый, срывающийся лай сразу наполнил весь сад, отозвавшись во всех его уголках. В этом лае вместе с радостным приветом смешивались и жалоба, и злость, и чувство физической боли. Слышно было, как собака изо всех
сил рвалась в
темном подвале, силясь от чего-то освободиться.
— Театр — это цивилизующая
сила, — ораторствовал Перекрестов, забравшись в дамскую уборную. — Она вносит в
темную массу несравненно больше, чем все наши университеты и школы. Притом сцена именно есть та сфера, где женщина может показать все
силы своей души: это ее стихия как представительницы чувства по преимуществу.
Одни насмешливые и серьезные, другие веселые, сверкающие
силой юности, третьи задумчиво тихие — все они имели в глазах матери что-то одинаково настойчивое, уверенное, и хотя у каждого было свое лицо — для нее все лица сливались в одно: худое, спокойно решительное, ясное лицо с глубоким взглядом
темных глаз, ласковым и строгим, точно взгляд Христа на пути в Эммаус.
И народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной
силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился
темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
Мной они обыкновенно располагали, как вещью: они закладывали меня в тележку, которую я должен был возить, и когда у меня не хватало
силы, они меня щелкали; и если я не вытерпливал и осмеливался заплакать, меня же сажали в
темную комнату, чтоб отучить от капризов.
Наконец, однако ж, выбились из
сил. По-видимому, был уж час пятый утра, потому что начинал брезжить свет, и на общем фоне серых сумерек стали понемногу выступать силуэты. Перед нами расстилался пруд, за которым
темнела какая-то масса.
Сидим, прислонясь к медному стволу мачтовой сосны; воздух насыщен смолистым запахом, с поля веет тихий ветер, качаются хвощи;
темной рукою бабушка срывает травы и рассказывает мне о целебных свойствах зверобоя, буквицы, подорожника, о таинственной
силе папоротника, клейкого иван-чая, пыльной травы-плавуна.
Мне только что минуло пятнадцать лет, но иногда я чувствовал себя пожилым человеком; я как-то внутренне разбух и отяжелел от всего, что пережил, прочитал, о чем беспокойно думалось. Заглянув внутрь себя, я находил свое вместилище впечатлений подобным
темному чулану, который тесно и кое-как набит разными вещами. Разобраться в них не было ни
сил, ни умения.
Они вовлекали бога своего во все дела дома, во все углы своей маленькой жизни, — от этого нищая жизнь приобретала внешнюю значительность и важность, казалась ежечасным служением высшей
силе. Это вовлечение бога в скучные пустяки подавляло меня, и невольно я все оглядывался по углам, чувствуя себя под чьим-то невидимым надзором, а ночами меня окутывал холодным облаком страх, — он исходил из угла кухни, где перед
темными образами горела неугасимая лампада.
Кожемякин видит, как всё, что было цветисто и красиво, — ловкость,
сила, удаль, пренебрежение к боли, меткие удары, острые слова, жаркое, ярое веселье — всё это слиняло, погасло, исчезло, и отовсюду, злою струёй, пробивается
тёмная вражда чужих друг другу людей, — та же непонятная вражда, которая в базарные дни разгоралась на Торговой площади между мужиками и мещанами.
Когда он впервые рассказал ей о своем грехе с Палагой и о том, как отец убил мачеху, — он заметил, что женщина слушала его жадно, как никогда ещё, глаза её блестели
тёмным огнём и лицо поминутно изменялось. И вдруг по скорбному лицу покатились слёзы, а голова медленно опустилась, точно кто-то
силою согнул шею человека против воли его.
Маленький
тёмный домик, где жила Горюшина, пригласительно высунулся из ряда других домов, покачнувшись вперёд, точно кланяясь и прося о чём-то. Две ставни были сорваны, одна висела косо, а на крыше, поросшей мхом, торчала выщербленная, с вывалившимися кирпичами, чёрная труба. Убогий вид дома вызвал у Кожемякина скучное чувство, а
силы всё более падали, дышать было трудно, и решение идти к Горюшиной таяло.
— Это — не то! — говорила она, отрицательно качая головой. — Так мне и вас жалко: мне хочется добра вам, хочется, чтобы человеческая душа ваша расцвела во всю
силу, чтобы вы жили среди людей не лишним человеком! Понять их надо, полюбить, помочь им разобраться в
тёмной путанице этой нищей, постыдной и страшной жизни.